Юрий Иванович Еропкин, 1938

Я родился первого июня 1912 г. в Сестрорецке, в семье служащих.
Мой отец Иван Иванович Еропкин, 1870 г. рождения, родился в Рязани в дворянской семье, принадлежащей к роду Рюриковичей. Он окончил юридический факультет Московского университета. Сначала работал в суде, затем в Министерстве юстиции (в Санкт-Петербурге) в должности редактора уголовного отдела, а позже - начальника этого отдела. Он принимал участие в русско-японской войне (от начала до конца), будучи рядовым артиллеристом, имел ряд наград. В 1914 г., когда началась первая мировая война, отец уже имел большую семью (пятерых детей) и звание действительного статского советника и поэтому не подлежал призыву, но из патриотических убеждений добровольно пошёл на фронт. Он погиб в 1916 г. под Ригой в чине прапорщика артиллерии.
Моя мама Зинаида Дмитриевна родилась в 1876 г. в Москве. Ее отец, декабрист Завалишин Дмитрий Иринархович ( 1804-1892 гг.), окончил Морской кадетский корпус, преподавал в нём и участвовал в кругосветном плавании на фрегате "Крейсер" под командованием М. П. Лазарева. Через правителя дел канцелярии российско-американской компании Рылеева К. Ф. познакомился с Северным обществом и вступил в него. Во время восстания на Сенатской площади он но делам общества находился в отпуске в Симбирской губернии. Несмотря на то что он не участвовал в восстании, ему был вынесен суровый приговор. В донесении Следственной комиссии сказано: "Завалишин, 8-го флотского экипажа лейтенант, обвиняется в том, что: умышлял на цареубийство и истребление императорской фамилии, возбуждал к тому словом и сочинениями, принадлежал к тайному обществу со знанием сокровенной цели". Он был осужден по первому разряду, что означало отсечение головы, но по конфирмации приговорён в каторжную работу вечно, затем срок сокращён до 20 лет, затем сроки ещё сокращались, и в 1839 г. отправлен на поселение в Читу. В 1863 г. прибыл в Москву под "бдительный надзор". Женился на девушке, которая была моложе его на 47 лет и родила ему четырёх дочерей, третьей из которых была моя мама. Её трудовая деятельность началась в 15 лет, когда умерла бабушка, в 1890 г., а через два года умер и дедушка. Мама работала воспитательницей и преподавательницей иностранных языков в разных семьях. Воспитанная на свободолюбивых идеях, Зинаида Дмитриевна примкнула к революционному движению. В конце 19 века она участвовала в организации воскресных школ для рабочих и проводила в них занятия.
В 1899 г. в связи с разгромом воскресных школ она была арестована и в течение нескольких месяцев находилась в Бутырской тюрьме. Оказавшись политически неблагонадёжной, она потеряла возможность получить высшее образование в России. В те годы она работала в клинике известного в то время офтальмолога профессора Крюкова, который поспособствовал её поездке на учёбу за границу. Зинаида Дмитриевна обучалась в Сорбонском университете, а проходила стажировку в клиниках Цюриха и Берлина, получив квалификацию врача-педиатра.
В дальнейшем, вернувшись в Россию, она для получения российского диплома поступила на третий курс Женского медицинского института, который окончила в 1906 г., и стала работать врачом в Военно-медицинской академии.
В 1918 г., когда в Петрограде начался голод, организация "Союз городов" и Красный Крест создали детскую колонию (около 850 детей) для детей в возрасте от 5 до 16 лет.
В этой колонии моя мама заняла должность старшего врача. Предполагалось, что колония выедет на Урал, чтобы в каникулы подкормиться и отдохнуть. Колония выехала специальным поездом в конце мая и вначале июня 1918 г. прибыла в Екатеринбург. Однако по приезде в Екатеринбург выяснилось, что Чехословацкий корпус, занимавший почти всю сибирскую дорогу, поднял восстание под командованием генерала Гайды и свергнул Советскую власть, в результате чего Урал оказался под властью Белой армии. Это имело тяжелые последствия для колонии, которая осталась без средств к существованию.
С Петроградом связь была утеряна, а местные власти ещё не утвердились. Положение стало критическим - хоть пускай ребят по миру. Но вскоре в Сибири развернули кампанию помощи голодающим России американский Красный Крест и компания "АРА". В сложившихся условиях Красный Крест принял колонию паевое полное попечение. Лето 1918 г. мы проживали недалеко от Екатеринбурга - в Миасе и Тургаяке.
В дальнейшем миссия Красного Креста под руководством Барла Бремхолла приняла решение расселить колонию в разных городах Зауралья и Западной Сибири.
Зиму с 1918 г. на 1919 г. наша группа в составе около 350 человек, включая всю нашу семью (мама и пятеро братьев), проживала в Курганском уезде в помещении селекционной станции на заимке. Хорошо запомнилось пребывание в карантине (в бывшей казарме) по случаю холеры в Миасе.
О жизни под Курганом наиболее яркие воспоминания связаны с устройством огорода и плотины на небольшой речке, протекавшей на территории колонии.
На огороде с величайшим энтузиазмом грудились все от мала до велика. К сожалению, когда начал поспевать урожай, колония должна была покинуть заимки, и мы почти не воспользовались плодами своих трудов. Много радостей принесла плотина, построенная старшими ребятами на небольшой речке Утяк. Получился хороший водоем, в котором в жаркие летние дни все с наслаждением купались.
К сожалению, наше полезное и приятное пребывание на заимке внезапно прекратилось в один из августовских дней 1919 года.
Отчетливо помню, как в этот день я прогуливался по территории колонии со своим товарищем Глебом Стратилатовым и на наших глазах стремительно подкатил тарантас. Из него вышел какой-то важный представитель и громогласно объявил подошедшей администрации нашей группы: "В 24 часа собраться и немедленно выехать в Курган!".
Как стало известно после, Красная Армия с боями приближалась к Кургану, и руководство миссии американского Красного Креста приняло решение перевезти колонию подальше на восток, чтобы она не могла оказаться во фронтовой полосе со всеми вытекающими из этого опасными последствиями для жизни детей.
По прибытии в Курган наша семья расположилась в доме местного доктора Успенского, который уже сам эвакуировался на восток.
Мы уже начали погружаться в эшелон, когда нам сообщили, что наша мама заболела дифтеритом, и поэтому мы должны остаться в Кургане.
Со слезами на глазах мы прощались со своими товарищами, имея слабую надежду, что мама скоро поправится и мы сможем нагнать колонию. Однако этому не суждено было случиться, и мы застряли в Кургане на целых 5 лег.
В дальнейшем уехавшая колония продвигалась все дальше и дальше на восток, пока не достигла Русского острова в Японском море, откуда на японском пароходе прибыла в США, в Сан-Франциско и далее в Чикаго, а затем в Нью-Йорк. Из Нью-Йорка, где пробыла некоторое время, в 1921 г. через Атлантику колония прибыла на советско-финскую границу.
Этим событиям посвящены очерки, опубликованные в газете "Правда" в сентябре 1972 г. и в апреле 1973 г. под названием "Одиссея детей революции" и "Завершение Одиссеи". После этого, в 1973 году, состоялась встреча колонистов с Барлом Бремхоллом в Доме дружбы с зарубежными странами (бывший Шуваловский дворец). При встрече он сообщил, что он уже дважды посещал Ленинград как турист, надеясь, что встретит кого-либо из своих питомцев. Он обращался в ленинградский Красный Крест и в другие организации, чтобы узнать, нет ли каких-либо сведений о судьбе колонистов. Но куда бы он ни обращался, везде встречал нежелание заняться этим делом. Ему говорили, что был голод, гражданская война, и архивы не сохранились. Так продолжалось, пока корреспондент газеты "Правда" Стрельников не побывал в Сиэтле, городе, в котором проживал Барл Бремхолл, и не опубликовал в сентябре 1972 г. статью "Многоликий Сиэтл". В редакцию "Правды", администрацию Ленинграда, в Красный Крест посыпались десятки и сотни писем бывших колонистов. В этой статье автор писал, что Бремхолл обращался к нему и рассказал обо всём, что ему было известно о создании колонии и судьбе её. После этого во всех организациях, куда обращался Бремхолл, отношение к этому вопросу изменилось, и оказалось, что архивы Красного Креста сохранились и в них были списки всех колонистов. Через некоторое время Грузинская студия документальных фильмов сняла фильм "Миссия", используя старые газеты, фотоальбомы, работая в музейных архивах Нью-Йорка и Сан-Франциско.
В 1972 г. я был приглашён в Музей истории Ленинграда, где намечено было собрать колонистов, бывших в это время в Петербурге. Выяснилось, что осталось в живых около 500 колонистов. Среди них были известные люди, например создатель и руководитель ансамбля "Хореографические миниатюры" Л. Якобсон, писатель Кантор, публицист Заводчиков и др. После этого мы встречались несколько раз, и в том числе была уже упомянутая встреча с Бремхоллом.
Вскоре после отъезда колонии из Кургана началась наша жизнь во фронтовом городе. Не раз приходилось спасаться от артобстрелов, скрываясь в подвалах.
Перед тем как мы покинули Курган, местная администрация дала распоряжение спиртоводочному заводу сбросить в реку Тобол (на которой расположен Курган) запасы спирта. Можно было видеть, как целый день лился из трубы спирт, который тут же расхватало население города, заполняя им различные ёмкости.
Ко времени освобождения Кургана от Белой армии в городе и уезде почти не осталось врачей, и Зинаида Дмитриевна Еропкина взяла на себя обязанности главврача крестьянской больницы и организованной ею детской больницы, а также врача коммунальных столовых (помощи голодающим) миссий Нансена и АРА.
Сложная эпидемическая обстановка, повальные эпидемии сыпного тифа и холеры требовали принятия срочных мер. Ревком организовал уездный отдел здравоохранения и при нём коллегию, председателем которой была назначена 3. Д. Еропкина. Для неё наступила пора беспокойных дней и треножных ночей. Кроме того, она постоянно контролировала состояние медицинской помощи в уезде.
Этот героический период в жизни моей мамы заслуживает отдельного изучения и описания (он неплохо отражен в статье канд. мед. наук В. Виду та в газете "Советское Зауралье" от 13.08.1978 года).
С занятием Красной Армией Кургана старший брат Всеволод (от первого брака 3. Д. Еропкиной) вступил в её ряды, и наша связь с ним оборвалась на долгие годы.
Поэтому в дальнейшем, вплоть до нашего отъезда в Петроград, пойдёт повествование о четырёх братьях Еропкиных.
Мы быстро познакомились со своими сверстниками, в основном с детьми местной интеллигенции. Все мы увлекались спортом и даже создали своё Вольное спортивное общество (ВСО). В хорошую погоду после занятий в школе собирались за Тоболом в чистом поле, где играли в футбол и другие спортивные игры. Часто посещали местный стадион, наблюдая за занятиями взрослых, и кое в чем принимали участие сами.
В Кургане я окончил пятилетнюю школу первой ступени.
В 1924 году наша семья возвратилась в Петроград.
Так как оставленная нами квартира на Б. Пушкарской улице, где мы когда-то проживали с отцом, была разграблена и занята чужими людьми, то мы устроились в квартире наших тётушек, которые проживали на канале Грибоедова, дом № 132.
По приезде в Петербург я поступил в ту же школу, где учились переехавшие ранее два моих брата Игорь и Дмитрий.
Это была замечательная школа, бывшая Реформаторская, теперь там школа-десятилетка при консерватории. Школа имела прекрасное здание, построенное незадолго до первой мировой войны. В годы нашего обучения напротив школы ещё сохранились стены бывшего Литовского замка, превращенного в царское время в тюрьму, в которой находились уголовники. Во время революции тюрьма была внутри подожжена, и все сидевшие в ней уголовники сбежали.
Вскоре после нашего переезда в Ленинград, 23 сентября 1924 года, нам пришлось быть свидетелями катастрофического наводнения. С высоты нашего дома, расположенного у моста (напротив русско-эстонской церкви), можно было наблюдать интересные, а подчас трагические эпизоды.
Хочу вспомнить учеников, постоянно учившихся в нашем классе с начала второй ступени и до выпуска:
I. Эдуард Звартау, хорошо игравший на скрипе, в дальнейшем - архитектор;
2. Дмитрий Давиденко, игравший неплохо на пианино, в дальнейшем, по окончании вуза, был инженером-конструктором по связи;
3. Александр Капитонов, мой друг, хорошо играл на гитаре, по окончании института стал инженером-кораблестроителем. Будучи студентами, мы с ним подрабатывали (как конструкторы) в вечернее время и по выходным на заводе ЛЭМЗ (Ленинградский электромеханический завод);
4. Борис Моисеев, радиотехник, увлекший меня и многих учеников радиолюбительством.
Д. Давиденко, Э. Звартау и я, к тому времени учившиеся в первом музыкальном техникуме игре на скрипке, частенько собирались и музицировали как трио.
Надо сказать, что нашу школу, именовавшуюся тогда "34-я трудовая школа", закончил ряд известных лиц, в том числе хорошо известные артисты театра и кино, а именно: Бруно Фрейндлих и Алиса Фрейндлих, чтец Владимир Ларионов, телерадиокомментатор Ростислав Широких и др.
В 1928 году я окончил школу (девятилетку) и записался на бирже труда в секцию подростков, которая вскоре направила меня на завод "Электроаппарат" на должность ученика чертежника.
После возвращения в Петроград наша мама Зинаида Дмитриевна заняла должность зав. отделом НИИ педиатрии, где долгие годы работала с известным педиатром профессором Туром. Затем она работала в больнице им. 25-го Октября, в больнице им. Урицкого и др. В общей сложности она проработала в больницах в течение пятидесяти лет.
Во время Великой Отечественной войны она работала врачом-хирургом на Ладоге. С 1947 году Зинаида Дмитриевна работала в детских яслях и была активным врачом-консультантом в Ленинградском доме учёных им. Горького.
Мой старший брат Игорь Иванович родился в 1907 году. Он окончил консерваторию, занимался историей музыки, работал руководителем художественной самодеятельности. Был женат, имел сына, родившегося перед самой войной. Во время блокады жена и сын погибли. Он принимал участие в Великой Отечественной войне, был ефрейтором, несколько раз был ранен и погиб под Берлином в конце апреля 1945 года.
Следующий по старшинству брат Дмитрий родился в 1908 году. В 1924 году поступил в ЛГУ на физико-математический факультет, который закончил в 1928 году и стал аспирантом академика А. А. Белопольского, виднейшего астрофизика. Занятия в аспирантуре он совмещал с работой в Пулковской обсерватории.
Дмитрий Иванович был одним из первых в СССР исследователей атмосферного озона, его работы высоко ценились авторитетами в этой области в Англии, Франции, Швейцарии. Его фотохимическая теория образования озона была представлена Озонной конференции в 1936 году. Он занимался также исследованиями солнца и имел достижения в других областях мироведения, находящихся на стыке астрономии и геофизики. В юности Дмитрий был связан тесной дружбой с Н. А. Козыревым (в будущем известный астроном) и В. А. Амбарцумяном (ставшим президентом Армянской АН). Вес они составляли легендарную троицу, вокруг которой было немало мифов.
Дмитрий Иванович был чрезвычайно одаренным человеком и в других отраслях знаний. Увлекался философией, архитектурой, музыкой, балетом, был яркой и независимой личностью. К сожалению, его плодотворная деятельность была прервана в конце 1936 года. Он вместе с большой группой ученых Пулковской обсерватории, был арестован и осужден по 58 ст. по сфабрикованному НКВД делу о контрреволюционном заговоре в обсерватории с целью свержения Советской власти. Он, как и его товарищи, был осуждён на 10 лет и оказался в Грязовецкой тюрьме Вологодской области.
Всего девять писем получила Зинаида Дмитриевна от сына. Он писал, что занимается английским языком, обдумывает книги по оптике, хотел бы изложить учение о свете с новой точки зрения. Он отправил на имя Сталина свои научные статьи с просьбой передать их в Академию наук: "О теории переменности звёзд" и "Об эволюции Солнечной системы". Писал, что старается бодро переносить своё несчастье, вспоминает деда, просит всех: "Берегите себя". Так внук Дмитрия Иринарховича, названный в его честь, повторил судьбу деда. Но если дед, проведя в заточении 30 лет, вернулся и умер своей смертью, то внук по постановлению тройки УНКВД, без суда и следствия, в 1938 году был расстрелян. В те годы астрономическая наука понесла невосполнимые потери.
Научный сотрудник Пулковской обсерватории Н. Б. Орлова писала: "Даже сейчас, спустя полвека, тяжело смириться с той опустошающей для русской науки потерей, которой явилась насильственная смерть Дмитрия Ивановича Еропкина, не достигшего даже тридцатилетнего возраста".
Следующий мой брат, Борис Иванович, родился в 1910 году. Он окончил Ленинградский кораблестроительный институт. После окончания работы в засекреченном НИИ, занимался проектированием и строительством судов.