ПУТЕШЕСТВИЕ ВОКРУГ СВЕТА В 919 ДНЕЙ.
Или краткая, но весьма поучительная история Кругосветных Похождений "Детской" "Питательной" колонии Всероссийского Союза Городов.
Посвящается Семейству Роговых, жаждущему рассказов и всем "дорогим" знакомым и "милым" родственникам!!!!!!
1. Петроград-Вологда-Галич-Вятка-Пермь-Екатеринбург-Камышлов-Тюмень-Томск
2. Томск-Красноярск-Иркутск-Чита-Манчжурия-Харбин-Владивосток.
3. Владивосток-Японское море-Тихий океан-Сан-Франциско-Панамский канал-Карибское море-Нью-Йорк-Атланитеский океан-Брест-Северное море
Предисловие.
(потому что все так делают)
Со слезами умиления и сожаления о прошлом приступаю к правдивому и беспристрастному изложению удивительной и замечательной - с обывательской точки зрения - истории. Обывателю простительно изумляться, долг же колониста - ничему не удивляясь - поражать. Итак - ставлю себе целью, точно и последовательно излагая факты оставить эту поучительную историю в назидание колониальному потомству. Новое племя, американизированное и усовершенствованное, Имя ему, конечно в будущем - Легион...
А теперь, с сознанием долга и ответственности, начинаю ......
Глава I
Посвященная исключительно тридцати пяти героиням из Мариинской гимназии.
В сей главе описывается долгий путь из Петрограда до Тюмени и обратно до Курьи.
Было их 35 гимназисток, осмелившихся пуститься в далекий путь. Дело в том, что Всероссийский Союз Городов отправлял Детскую (тогда еще это слово не нужно было ставить в кавычки) Питательную Колонию в Петропавловск. Сулили всякие Блага. А чтобы их сподобиться - нужно было только иметь не больше 15 1/2 лет. С тридцатью пятью героинями отправлялось одно существо - Тетя Лиза - из институток, которая во все время путешествия только и делала, что старалась направить их на путь истинный.
Первый перевал был совершен от Мариинский Гимназии, которая в те блаженные времена обиталась у Пяти углов ( в весьма близком и приятном соседстве с "Московскими Жареными Пирожками") - до Финляндского вокзала. Там уже стоял эшелон серых санитарных вагонов. Один из них с надписью "М.9" - означающей "Московский район, вагон №9" - предназначался для героинь с Тетей Лизой.
Влезли, осмотрели, хотели вывести заключение, но тут подали ужин.
Подали в ведрах суп из воблы, галеты и размазню. Представляется читателю угадывать впечатление, произведенное всем этим и грязными сенниками в трёхэтажных спальнях. Но приближается роковой момент. Родители и все провожающие должны идти. Вдогонку им несутся вопли. Всё-таки ушли... И героини поехали, если можно так выразиться, потому-что поезд уподоблялся черепахе. В пути начали с того, что разделились на "этажи" и "купэ" и стали враждовать друг с другом. Этим благородным занятием заполняли день. Но ещё оставалось время на эпидемии.
Эпидемия №1 - писание дневников. И дневники же! Такой уж народ эти колонистки (дело прошлого, чего уж там!) - всё-то они подметят и всё-то они запишут! И какой обед был, и какой ужин, и цены на продукты на станциях, и приобретение оных, словом, всё - кроме дорожных впечатлений! (И если откровенно признаться - иных впечатлений в дороге и не было!).
Время от времени приползали к какому-нибудь городу.
Котельнич. Стояли 6 дней. Парк. Даже заметили несколько фиалок, ей Богу. Больше ничего особенного не было. (Прилагается к сему красноречивому описанию - открытка, с видом Котельнического парка). Да, можно еще добавить, что продукты дороги, а пирожки черные.
|
 |
Вологда. Стояли мало. Попарно ходили по городу. Считала нас Тетя Лиза, когда отправлялись, и когда возвращались - для верности. Городишко, как городишко и даже в Энциклопедическом словаре никаких особых примет. Впрочем, сами увидели, на рынке плетеные лапти и корзиночки. Некоторые приобрели. Опять поехали, опять вобла и галеты. Начали рассматривать соседей по вагону. Остались друг - другом не довольны.
Галич. Сделали вылазку. Обнаружили на горе деревню. Впрочем, поживились мало. Видели какой-то монастырь. (Всё-таки как-то неловко ничего кроме лепешек на станциях - не заметить. Но дело в том, что ощущали постоянную пустоту в желудках). В городе попарно шлепали по лужам, ибо весна была плохая. Сподобились приложиться носами ( чтобы разглядеть - что внутри!) к решетке какой-то исторической церкви. Зачем-то ходили смотреть озеро какое-то. (Еще на берегу огромная лужа была - очень запомнилась! Все-таки из лужи вылезли, вернулись "домой" и поехали.
Вятка. Опять "осматривали", опять дома, как дома и всё как в предыдущих городах.
Пермь. Что-то ничего не запомнилось.
До Екатеринбурга идут горы. И "виды". Смотрели, любовались... Видов много. Вдоволь.
Екатеринбург. Что-то очень много на станции паровозов. Маленький "инцидент". Играли перед вагоном в крокет и одна героиня преднамеренно заехала крокетным молотком в голову брата другой героини. Объяснили пылкостью ее темперамента и неудачей в игре. Впрочем, обошлось без последствий. Ходили в город. Очень беленький и чистенький и хорошая погода. Отнесли это у городским достопримечательностям. Много афиш о разных кино и театрах - очень завидно было. Посетили музей. Произвели впечатление двухголовый теленок в спирту, цыпленок с каким-то прибавлением и Петроградский хлеб 1918 г. (Скорее похож на какую-то ископаемую окаменелость). Были еще разные костюмы разных времен. (Наверное было еще что-нибудь, но как-то не произвело такого сильного впечатления).
На станции набрали блестящих камушков на память. (Желающим могу показать). Сподобились поесть белых пирогов, пожертвованных Екатеринбургскими филантропами. Ничего, не отвергли. Поехали дальше.
Камышлов. Там была речка и в ней купались. И была "Бамбуковка" - уж не знаю, что это такое. Только с достоверностью могу сказать, что бамбуков там не было, а были сосны. И кто-то там для нас устроил угощение. Важно! На лоне природы! Остались весьма довольны.
Ходили показывать директору колонии выданный заплесневелый хлеб. Депутация была с позором выгнана.
Тюмень. Рядом со станцией рынок и горячие баранки, 80 копеек фунт. Сладость неописуемая... Деньги тают. Стояли неделю, и ничего не выстояли. Впрочем, старшухи ходили в театр на "Ревизора". Опять было очень завидно. Около вокзала - сад, да еще с музыкой по вечерам. Пребывали в сентиментальном настроении и чувствовали тоску по родине. Однако, дальше колонию не пустили. Повернули обратно и доехали до -
Купары. Благодатное местечко. Деревня хоть далеко - но пойти стоит, ибо шаньги и простокваша - верх совершенства и стоят 3 копейки. (Да не поражается читатель практичности и материализму героинь - уже было сказано, что они были постоянно голодны!) Здесь же начались знакомства с колонистами, и прогулки взад и вперед вдоль всех вагонов.
Местопребыванием колонии было назначено местечко - Курьи, "курорт". Поехали туда на открытых платформах. Виды!.. Цветы!.. Все в восторге!
Глава II
На лето приткнулись.
Вместилище - для девятой группы - тридцати пяти героинь - курзар, для мальчиков - гостиница и отдельные домики и отдельные домики для остальных девочек.
Всё это среди соснового леса, на горе. Под горой - река, дальше - деревня. И зажили они припеваючи ... да ...
После чая, который дежурные приносили в ведрах из кухни, занимались языками с ученой Тётей Лизой. Потом в 12 обедали, а после обеда до ужина в 6 часов - предавались отдыху, или играли в крокет, или ходили в лес, или делали набеги на деревню, причем вскоре же страшно подняли все цены. После ужина занимались флиртом с колонистами, гуляли и играли. По воскресеньям в курзале танцевали, под дикое пение маленьких мальчишек, изображавших оркестр, играли на лужайке в разные игры, а иногда ставили спектакли; непременно Островского, и непременно маленькие танцевали "Снежинки". Бывали прогулки на луну... т.е. не на саму луну, а на обрыв, к реке - смотреть на луну. (Занятие ничем не хуже других!).
Тогда Тётя Лиза приходила из гостиницы, где жили все воспитательницы, в курзал, шарила по кроватям и отправлялась искать исчезнувших в парк. Случалось, что находила на обрыве веселую и шумную компанию, которая при её приходе вдруг смолкала и пробовала ретироваться. Она водворяла всех на места и торжествуя победу, удалялась. Не было случая, чтобы после "водворения" опять убегали. А на другое утро "здорово влетало" - и все раскаивались.
Эпидемия №2 - Летучей Почты.
При сведении более близкого знакомства с колонистами ощутилась потребность в "обмене мыслями". Из гостиницы в курзал и из курзала в гостиницу с утра до ночи носили письма приблизительно одинакового содержания. Этому занятию предавались с увлечением.
Эпидемия №3 - В конце лета девочки решили "поразить" и чуть не все (самые не предприимчивые только оставили!) остриглись "a' la garson". Произвели фурор. Нашлось много последовательниц. Только слегка "пострадали за него". Тётя Лиза очень не одобрила - но, увы, помешать не могла, ибо это произошло все в одну ночь. Была ещё история. Кто-то не то наступал, не то отступал. Были чехословаки и были русские. Тётя Лиза заставила окна матрасами и всё вопила, а героини выскакивали на террасу и радовались сильным ощущениям. Но были и такие, что пустили слезу и лежали на полу. Через курзал пролетела пуля и застряла в стене.
На крыльце одного из домиков убили солдата. Но для колонии всё обошлось благополучно. Только три героини, проголодавшись, пошли в деревню за калачами и их привели к директору. Он пришел в курзал, долго и хорошо говорил ( вот не помню только - что именно!) и водя в воздухе указательным перстом - изрекал (тоже уж не помню - насчет чего!) - "или - или!" ...(Эта историческая фраза вошла впоследствии в пословицу). Осенью героини вдруг получили письмо, уже но по "Летучей Почте", а настоящее письмо из Томска. Писал инспектор Мариинской гимназии, звал их в Томск на зиму (в Петроград - увы- попасть нельзя было!) - учиться.
Делать нечего, собрались. Было много разбитых сердец и даже, кажется, много "локонов" было отправлено в гостиницу. Все честь-честью - и последние отчаянные послания с восклицательными и вопросительными. Потом прочли молитву, оделись и пошли в Купару. Взглянули в калитке в последний раз на "них", "они" на героинь - провожать нельзя было и пошли на станцию.
Шли ночью, дошло и молча, переживая, подавленные. Сели в Кунаре в две теплушки, лили слезы и молчали. Директор, который ехал с героинями до Тюмени и которому больше не зачем было казаться грозным, что-то проезжался насчет "разбитых сердец". Героини презрительно отмалчивались. потом ели калачи с маслом, играли в карты и ... вспоминали... Хором твердили : "Ново-Карповская 10, дом Тюрокова" - адрес инспектора - на случай, если кто-нибудь, где-нибудь вдруг останется. Так и ехали.
Ночью приехали в Томск. Шли в темноте по большой дороге и дошлепали до Епархиального Училища ( "Перхияльна, Перхияльна, Каменные здания!"). В темноте взобрались на третий этаж, в темноте поели бутербродов и мирно задры... заснули.. (Самые предприимчивые и догадливые поспешили выбрать всё-таки наиболее удобные местечки).
Глава III
Беспечальное житие", или "Анархисты", или "Бывает еще хуже, но редко".
(Кажется, больше трех "или" не полагается? А то к этой замечательной главе подойдет много хороших названий!)
А проснувшись, увидели себя в большом, чистом, с высокими потолками и огромными окнами - дортуаре. Казенное великолепие; дортуар, столовая, класс, большой, широкий коридор, умывалка, (Героини любили вопить в ней - уж больно резонанс был хороший!) - и своя лестница. И стали жить да поживать, сначала потихоньку... Сначала переболели все инфлуэнцией - целый лазарет! Много сидели дома, потом пытались знакомиться с городом - выходили немного погулять, потом ходили в пекарню за хлебом. Пришло время идти в гимназию.
Томским ученицам, да кажется и педагогам, петроградские гимназистки показались учеными и многомудрыми. Педагоги стали относиться к нам благосклонно. "Петроградки", как их сразу же назвали, ответили тем же: снисходительно отвечали задаваемые уроки, с апломбом отвечали на вопросы. Томские гимназистки немножко завидовали их блеску.
Те все говорят почему-то в вопросительном тоне и слова "ну так - что -же?" - заменяют такими звуками "ну-ак-чож?". Тогда героини, убедившись в своем превосходстве, решили что довольно смешно им учиться в каком-то Томске, когда они сами из Мариинской гимназии. Поэтому старались избегать посещать это богоугодное заведение; между прочим, в сем заведении гимнастика была не на последнем месте, а так как посещать ее охотников было мало, то начальница (она - же и преподавала этот полезный предмет!) - выводила отметку, подходящую к баллам по остальным предметам. Героинь называли "Петроградками" и не любили их за ученость и успехи. Впрочем, были и такие, которые как-то стали в хорошие отношения и сохранили их до самой разлуки; больше уж при всём желании не могли.
А Тётя Лиза гоняла деток в школу, и приходилось им, бедным, забывать своё колониальное достоинство, и забрав завтрак прятаться в шкаф в столовой, и там, с книжкой, не особенно научной - (т.е., извините, поучающей жить, что, как известно, в школах не преподается!..) проводить время до обеда. Это делалось только для того, чтобы избежать недоразумений. Особенно это практиковали старшухи, служившие примером, а младшие как и подобает, подражали.
Наступила зима. Всем героиням купили корабли (иначе говоря - большие калоши) и сшили зеленые хламиды (от слова хлам. Забавный вид был у "пертоградок", попарно, в сопровождении Е.А. шагающие по улицам в своих одеяниях - прямо зеленые гусеницы.
Познакомились с епархиалками. Те заобожали, заревновали и сразу надоели. Ничего не оставалось делать, как самим развлекаться.
Возник замечательный "К.Ч." - ; во всех подобных благих начинаниях главное внимание уделялось пирушкам; они большей частью проходили по ночам, в холодном пустом классе; все члены являлись оригинально задрапированными в простыни, усаживались на полу и при таинственном красном свете закутанной электрической лампочки начинали торжественную трапезу - заседание, пока не начинали дрожать от холода в комнате; меню пиршества тоже помогало мерзнуть - мороженная "калига" - репа, мороженое молоко...
Случалось, что уходили сами, но бывало и так, что Тётя Лиза прогоняла, предварительно устроив скандал перед закрытыми и даже забаррикадированными дверьми.
Пирушки устраивались так же по случаю "новоселий" - когда Тётя Лиза переведет к себе в комнату кого-нибудь из "буйных" - для общего спокойствия.
Переселение торжественно праздновалось. Совершался набег на кладовку; тащили брюкву, капусту, морозили молоко, пекли печенье и т.д.
Ночью, когда все засыпали, переселенная "жертва несправедливости" прибегала в общий дортуар и на составленных кроватях весёленькая компания устраивала пир; ну, конечно Тётя Лиза являлась, обнаруживала под одеялами девиц и остаток яств и всех водворяла по местам.
От нечего делать сочиняли роман-сатиру, в котором героинями выводили старшух; старшухи обижались и "презирали". А то забавлялись еще милее; по ночам меняли у всех вещи, мазали спящим углем физиономии, а утром наслаждались, видя недоумение сначала, а потом и негодование. В таких случаях Тётя Лиза любила кричать: "Вам всё, всё, все, а вы ничего, ничего, ничего!" (тоже историческая фраза!).
Иногда устраивались "зрелища". В них принимали участие все, за исключением, конечно, Тёти Лизы. Одевались, ёлико возможно эксцентрично, красились, рисовали на лице цветочки синей краской, и начинался бал-маскарад. Пели, кричали, хохотали и под конец хрипли.
Всю зиму продолжалась эпидемия на "пари". За воскресный пирожок (конечно, не в нём дело!)выпивали в сутки огромное ведро воды, не ели сутки, молчали сутки, не спали сутки. Бодрствовали компаниями в в столовой, или в классе; чтобы не заснуть - пили крепкий чай; а на утро находили их на партах и под партами, в живописных позах.
От этих пари больших бед не случалось, впрочем.
Увлекались писанием (все поголовно!) дневников "с переживаниями" (пока ещё больше желудочными)!..
Много читали; Тётя Лиза собирала по вечерам героинь у себя в комнате и читала им очень хорошо в вслух очень хорошие книги. Случалось, что некоторые из героинь засыпали на её же кровати, но от этого теряли только они; проснувшись же - долго не могли понять, как и что, и почему..?
Очень редко водили героинь в театр - "Общественное Собрание". Билеты разыгрывались и счастливицы, наряженные в чужие платья, уходили, провожаемые завистливыми благословениями остающихся.
Пришло Рождество; Тётя Лиза с Дядей Колей устроила ёлку. Елка была вся голенькая и только в некоторых местах прикрыта ватой. По этому поводу очень сокрушались - ибо вид у ёлки был убогий. Вечером было угощенье и роздали подарки - вязанные свитеры. Многие валялись на одеялах и плакали, ибо ощущали потребность в родительском присутствии...
Читали "Страшная месть" - тот самый роман - Дяде Коле. До сих пор неизвестно, какое впечатление произвело на него сие произведение талантливых авторов.
На Святках, как полагается, гадали.
На паперти церкви "слушали" в замочную скважину, кидали с ноги корабли (вместо башмачка), под окном даже пытались подслушивать, но случилось несчастье; одна из гадающих провалилась в сугроб и потеряла корабль. Спрашивали имена... Словом, христианский (т.е. я хочу сказать - языческий!) долг был выполнен!
На Рождество вдруг заболела одна из героинь тифом. Её отправили в больницу, а остальных - на изоляционный пункт. Там всех перемыли, одели в белые балахоны. Тётя Лиза ходила в нецензурном костюме, неподобающем ее полу и в розовых туфлях. Героини очень радовались такому конфузу. Эффектна была Адамовна - толстая хохлушка-прачка, тоже в экстравагантном костюме. На изоляционном пункте тоже гуляли, скандалили и читали. Как везде, сразу разделились по комнатам и по кроватям - (на них помещалось тук по шесть героинь!) - т.е. на лагери враждебные друг другу. Недели через две отправили в "Перхияльну", где в из отсутствие произведена была дезинфекция.
Вскоре после приезда сподобились попасть на "бал" епархиалок. Отправились во всеоружии своих прелестей и полные особенным (Петроградским) достоинством. Но пришлось разочароваться... Был Тургеневский вечер, а после танцы. Приглашенные кавалеры, семинаристы пожелали танцевать с дамами. Но это строго запрещалось. Один все-таки решился и увлек свою смелую даму в вихре вальса, но тут его Епархиальская Началка (по прозвищу Зеленая Лягушка) собственноручно за фалду вытащила с позором.
Вот строгость нравов! Все героини были свидетельницами. А их танцами все весьма восхищались и героини старались ещё больше.
Потом познакомились с "Т"...
Так таинственно называли "ее" - ту, которая много принимала, но мало давала. Подходили с дрожанием, там пребывали в смятении, а оттуда уходили с самыми противоречивыми чувствами; - с одной стороны - обидно, что так мало, - с другой стороны - слава Богу, готово и никто не видел, - с третьей - предвкушение предстоящих благ... По пути с толкучки домой - заходили в три пункта, три обычные станции. Первая - гастрономический магазин; ну, туда, впрочем, не всегда даже заходили - уж очень шикарно. Вторая - кондитерская "Россия" - !!!!!!!!!!!!Ну как же не зайти?... И название такое - патриотическое и вообще...
А рядом с Перхияльной - незаменимая "Бакалейка" с (откровенно говоря!) толстопузым Бакалейщиком, который даже торговал по праздникам с черного хода. В сей бакалейке была хорошая ливерка, мороженная брусника, лимонад и беленькие конфетки.
Потом героини стали понемножку выезжать в свет - в театр и на вечера. Туалет для выхода собирался по всей группе и в совершении оного принимали участие даже старшихи - надо отдать им справедливость. Завивали, причесывали, подкалывали, подшивали и помогали убегать. Вечером на кровати "убёгших" клали чучела, или сами благодетельницы ложились, а на своих сооружали человека и на подушку высовывали косу ( те самые, отрезанные!).Раз прошло, два прошло, а потом от Тёти Лизы стало очень влетать. Как-то вытащила такую косу и очень удивилась, а потом узрела чучело. Кричала, но не очень долго. Героини смиренно полагали, что на том свете зачтется, а главное Тётя Лиза - отходчива.
Ходили кататься на санках с горы, насквозь промокали и потом грелись внизу на кухне; Адамовна торжественно гадала всем на картах, говорила всякую чушь; упрашивать её погадать приходилось очень долго. Она любила петь такую песенку :
На Крако'вском ба'чне
Ко'мыслася вро'не...
Пан поручик мыслил
Же то его жона
Подошел Великий пост. Стали поститься, говеть... На Страстной неделе говело большинство; но в субботу подверглись такому искусу тяжелому, что никто не выдержал; - сами все готовили и все оскоромились, причем некоторые даже, извините. -объелись. Сходили к Заутрене, разговелись, всё чин-чином. Тётя Лиза опять сделала всем подарки - по чашке и блюдечку. Христосовались крашеными яйцами, которые сами же акварелью разрисовывали. На другой день - все прогуливались в одних платьях по мосточкам в саду. Сразу стало очень тепло, героини умиленные и благодушествующие, гуляли и наслаждались...
Прошла пасха и вот тут-то, когда наступила великолепная весна - вспомнили о гимназии; нужно было сдавать зачеты. Некоторые сразу решили, что это им не по силам; пооставались на второй год и ... гуляли, валялись в рощице за "Перхияльной", читали, наслаждались весной вовсю! Зубрившим попадались на глаза, те мучились вдвойне; пробовали зубрить дома - всё мешает; уходили в рощу, в сад, на луг - ничто не мешает и всё-таки почему-то хочется лежать и смотреть на небо; от весны никуда не убежишь...
Тогда оставалось последнее средство; зубрили ночью в классе. Это единственное помогало. Легче бороться со сном, чем с чудной погодой. С грехом пополам сдали ... больше половины зачетов.
В этот же период времени здание Епархиального училища понадобилось под автомобильную школу и Петроградкам пришлось переселиться на Бульварную -9, где они продолжали свою благочестивую жизнь.
Глава IV
В коей следует продолжение жития героинь из Петрограда в городе Томске.
Что есть замечательного в Томске?
Общественное Собрание, Городской сад, Университетская Роща (а не Университет, как ошибочно могут подумать некоторые). "Т", кондитерская "Россия", кинематограф "Черная Кошка", и бакалейка вместе с (извините за выражение!) толстопузым Бакалейщиком. И больше ничего, достойного внимания иностранцев.
На Бульварной разделились на комнаты и "по компаниям". Снова начали воевать.
Осмеливавшихся переходить границу - порог чужой комнаты - встречали не очень ласково; но это, как всегда только в начале, при завоевании новых мест...
Жаркая погода действовала очень благотворно; одна теплая компания решила, что смешно в такие дивные ночи оставаться на своих обычных местах; они ночевали на крыше, за что потом услышали от Тёти Лизы много прочувствованных слов. Решили тогда "охлаждаться" другим способом, по ночам стали обливаться на дворе водой; это тоже почему-то не понравилось и даже были приняты меры...
В общем, пробовали и предпринимали много хороших вещей, но всё невпопад и за всё попадало. Очень удивлялись...
Вдруг заболела кухарка. Установили дежурства, чтобы готовить и вести хозяйство. Дежурить было очень приятно; сами ходили в лавки и на огород, сами варили, жарили и пекли.
Но почему-то при варке испарялись ягоды, морковь, огурцы, - всё что повкуснее; вот и верь после таких опытов физике! На ужин ходили за молоком; приносили два ведра - одно ведро трем дежурным, второе - остальным. Дежурить любили и дежурили очень усердно...
Всё лето героини гуляли и развлекались; устраивались пикники, прогулки... Ходили купаться куда-то очень далеко, так-что на это удовольствие уходил целый день; там на бережку разводили костёр, готовили разную бурду и ели её, всю пропитанную дымом, с величайшим наслаждением...
По вечерам, (скорее по ночам!) иногда устраивались представления. На эстраде танцевали "Умирающего лебедя", - который всё никак не мог скончаться, разыгрывались мимические сцены - ревности, любви, страданий; действующие лица чуть не умирали от хохота и веселились не меньше зрителей. Как-то устроили свадьбу; был священник в какой-то дырявой штуке; жених и невеста были одеты весьма странно; вместе венцов - держали над ними корабли, - букета должность исправлял пучок зелени от моркови; кончилось балом, танцами до полного изнеможения.
В конце лета пришло из Тюмени известие, что колонию взял Американский Красный Крест и везет её во Владивосток. Было решено, что с ним поедут и героини. Приходили какие-то американцы, ходили по всем комнатам, осмотрели всё и всех и ушли.
Потом прислали всем синие юбки и серые куртки. Очень кстати; прониклись уважением к такой организации, как "American Red Cross".
Глава V
"Колония едет".
В один прекрасный день приехали старшие колонисты с Пипином Коротким. Он скоро сделался у героинь своим человеком и оказался совсем не страшным - оттого-ли, что сложил с себя верховную власть - или по другим причинам - неизвестно. Томские и Тюменские друг друга очень стеснялись и хотя последние часто приходили - сидели в разных углах.
В другой прекрасный день должны были покинуть Томск, потому что приехала остальная колония. Героиням отвели два салона - теплушки. Опять увозили разбитые сердца...
Дорогой, в промежутках между сном (уж очень хорошо укачивало!) - скучали. От остальных девочек держались обособленно "Томской группой"...
Друг друга невзлюбили. Стояли в очередях за обедом у кухни-теплушки, а на остановках гуляли около вагонов. Пол вечерам, забравшись на верхнюю полку - пели хором. Доехали до Красноярска; прибыли туда ночью, и стояли очень мало; шел дождь...
Всё-таки девчонки выскочили и побегали по вокзалу. Ничего, конечно, интересного не нашли и ночью же уехали.
Иркутск - такая - же история. После Иркутска начались туннели. В самом длинном из них ехали 10 минут.
Тьма египетская и страшный грохот от поезда; и искры от паровоза летят золотыми звёздочками, пока не попадут в глаз любопытного, высунувшегося из окна.
Потом началось Байкальское озеро. Проснулись как-то и увидели синюю-синюю полосу; очень красиво, но всё это издали; нашли, что виды подносят слишком маленькими порциями и то издали и на-лету. Обогнули озеро.
Чита. Стояли два дня. Много япошек в зеленом с красным. Очень хорошо поют - как кошки весной. В этом же роде и музыка. А впрочем, может-быть, не оценили.
Потом ехали по Манчжурии. Была холера и фрукты можно было покупать только потихоньку, под страхом смерти от холеры и длинной нотации от воспитателей. (Вместо отходной!). Однажды Тётя Лиза всё-таки узрела со своей полки (в бинокль - она близорукая!) на другой стороне корзину с чёрным виноградом. Обидно было, что попало за такую гадость - виноград был совсем кислый. Проехали Манчжурию, Харбин. Ночью - же приехали во Владивосток. Побегали кругом, видели много народа и больше ничего. Поехали опять - на "Вторую Речку" (маленькая станция в 5-ти верстах от Владивостока!). Так в вагонах стояли несколько дней; ходили купаться, за виноградом, собирали раковины на берегу... Наконец переселились в барак...
Глава VI
"Верхний Барак".
Начали восстанавливать отношения - вплоть до Летучей почты. Раза два устраивали танцы. И томские и Тюменские хотели отличиться; первые поразили томскими танцами; произвели фурор. Но было дело посерьезней танцев; было объявлено, что на "Второй Речке" останутся девочки только с V-го и мальчики с IV-классов. Нужно было сдавать зачеты в гимназии во Владивостоке; стали зубрить, спешно готовиться. Все остальные должны были ехать на Русский Остров.
В это время приехали старшие мальчики из первой колонии. Их водворили в нижнем бараке, который к этому времени был отделан.
Томской группе сшили пальто, сделали всем платья.
Тогда три предприимчивые особы решили, что выглядят в этом костюме не так уж плохо, чтобы нельзя было поехать в город - посмотреть новые места. Понятно, это было запрещено и они ехали со всякими предосторожностями. Всё было хорошо и были деньги, правда небольшие. Героини ходили по Главной - Светланской - улице, всё рассматривали, сокрушались, что мало денег, - ничего нельзя купить... решили в конце-концов пойти подкрепиться в ресторан. Выбрали плавучий домик на реке. Забрались в самый уголок, потребовали меню. Всё оказалось не по средствам - пришлось довольствоваться блинчиками и кофе.
Еще хотелось пить, а денег не хватает. Тогда стали пить чай. Сидели и хохотали, а официант только удивлялся. Потом красные и хохочущие ушли. Уже было поздно, когда ехали обратно; сидели на ступеньке площадки и мечтали...
Приехали на Вторую Речку, с аппетитом поужинали в Нижнем бараке - для старших.
Там было всё разукрашено зеленью - гирлянды на стенах, над входом - это приготовляли к предстоящему балу. Бал состоялся и был очень удачным и оживленным.
Через несколько дней приехали старшие девочки первой колонии и затем все старшие переселились в Нижний барак.
Глава VII
Вот тут зажили...
Вторая Речка сделалась предметом зависти "островитян". По воскресеньям мечтали туда попасть.
Второреченцы - это аристократия, сливки колонии... Устроились, по колониальным понятиям, - комфортабельно. Жили на двух половинах; на половине девочек, рядом с их дортуаром, была столовая, на половине мальчиков - зал.
После усиленной подготовки стали ездить в город - сдавать экзамены, зачеты, переэкзаменовки. Все обошлось благополучно - всех вывезли. Повели нормальную жизнь. День распределялся так; вставали рано, по звонку; чай пили "по столам" - т.е. у каждой группы был свой стол. До обеда делали всё что угодно, даже учили уроки.
Обед... Обыкновенно проходил очень шумно, с приключениями. Затем шли на поезд (настроение падало!) и ехали во Владивосток, в гимназию.
Учились в "Коричневой" гимназии. Приезжали поздно, ужинали и почти сразу - спать.
По воскресеньям устраивали спектакли и танцы - часов до 10-11, позднее не позволялось, разве только в самых исключительных случаях.
Мало-помалу устроились совсем хорошо; сделали клуб, очень уютный, с мягкой мебелью; стены обиты материей; увешаны гравюрами. Электричества сначала не было; заменяли его свечиотвратительных вечеров, зимой, - холодные, голодные возвращались колонистки из гимназии. И вдруг... после темных неосвещенных вагонов, - ослепительный электрический свет; по этому случаю наверняка, были танцы.
Ездить в гимназию было очень неприятно. Еще туда ничего, - а обратно! т вокзала до Коричневой гимназии далеко - нужно прошлепать по всей Светланке. Выходишь из гимназии - слякоть, темно, холодно... Дождь и снег всё вместе... Ноги промокают, кругом обдувает... Бежишь, бежишь - и всё еще далеко. По всей Светланке растянется цепь колонисток в клетчатых с серых пальто, шотландках и вязанных шарфах. На вокзале долго приходилось ждать поезда; полутьма; колонистки приткнуться на скамейках и дремлют - или бродят уныло по платформе...
Потом поезд - садятся в вагоны...
Хочется спать - лезут на верхние полки, приходилось и стоять всю дорогу; в вагоне душно, накурено; перед остановкой благодетели стаскивают за ногу возлежащих на полках и вопят "Вторая Речка"!... Приехали... Выходишь сонная и опять шагаешь по лужам "до дому". Опять ветер и стужа, но уже не долго. Пришли, поужинали и скорее спать.
Вот и приходилось бедным девочкам, поэтому часто "болеть". У кого горло, у кого зубы, чаще такие болезни, при которых наружных признаков не требуется, и повышение температуры не обязательно. Шли в лазарет и делая "болящее" и страдальческое лицо - тихо говорили фельдшерице: "Мария Яковлевна, - у меня страшно зубы болят - дайте мне чего-нибудь - меня наверное вчера в вагоне продуло!"
Если М.Я. сама не предложит денек остаться дома - так тогда невинно спросишь - "Может - быть нужно остаться?" - делая вид - что тебе это даже немножко неприятно, или, во всяком случае, неважно.
В начале такие номера проходили блестяще - но не долго. Вскоре были приняты меры и случаи заболеваний прекратились. Тогда изобрели другой способ избавиться от поездки в город.
Стали "опаздывать" на поезд. После обеда, когда собираться ехать - очень долго копаешься с одеванием. Каждую вещь приходится очень долго искать. Выходишь из барака после других - и оказывается, забыла что-нибудь страшно важное - ; если в дортуаре или столовой стоит кто-нибудь из "персонала" - пробегаешь, сломя голову, мимо и в дортуаре долго ищешь, всё это очень гласно и демонстративно. Минут через пять, наконец, находишь и опять несешься мимо начальства. (Вообще эти истории рекомендовалось проводить на виду - и убедительно, и не подозрительно!)
Станция в нескольких шагах - видно - идет поезд или нет; если не видно - брось всякую надежду - и иди на станцию (т.е. надежду остаться!). Если же поезд подходит - бросаешься бежать, упадешь даже - да так, что еле встанешь, хромаешь; прибегаешь на станцию как - раз тогда, когда вскочить уже нельзя - поезд вильнул хвостиком. Тогда тихо идешь назад, а придя - громко жалуешься - "Вот минута какая-нибудь - и опоздала! Да еще бежала и упала и ещё руку саднила!"...
Да всяко бывало...
Но бывали поездки веселые...
Поезда приходилось ждать подолгу; начиналась игра в снежки, беготня, катались на льду... Потом в поезде или всем вагоном урок повторяют, с хохотом до слез или также всем вагоном беседуют - всегда очень шумно, к великому удивлению, а иногда и неудовольствию остальных пассажиров. До гимназии идут теплыми компаниями. А в гимназии опять развлечение; или потешаешься над знаменитостью- латинистом, весьма элегантным, или не менее знаменитый "рисовальшик" выкинет штуку. Бывали очень интересные скандальчики.
И из гимназии как-то незаметно добегаешь, особенно под воскресенье...
А в поезде разговоры с П.К. Со всех сторон, хохот, шутки, болтовня...
Не принимающие участия в общем разговоре - беседуют втихомолку, большей частью на сердечные темы.
Приехали... Прыгают из вагонов; в темноте идут, зовут друг-друга. От станции нужно спускаться под горку - сойти нельзя - всё замерзло. Тогда все садятся и съезжают вниз; сзади нагоняют другие, образуется каша - вопли, визг... Настроение приподнято. Бегут к баракам. И вдруг - град снежков! Это оставшиеся дома приветствуют из сеней прибывших. Пробегаешь сени, столовую - в дортуаре раздеваешься. Светло, тепло. Звонок к ужину...
За ужином рассказы о том, "кому от кого попало" за опоздание, свежие городские новости; одну там совершенно неожиданно вызвали и весьма несправедливо влепили два; а латинист так ломался, а Х... так и таяла!...
За каким-нибудь столом вдруг начинают вопить "Ура!"; кого-то чествуют... До звонка "спать" ещё успеваешь повертеться в столовой, поболтать с мальчишками, придумать какую-нибудь шутку...
На сцену выступает Тётя Лиза ; гонит в дортуар - "Дети, Вы слышали звонок?" - "Сию минуточку, Елизавета Андревеана!" гасят электричество в столовой; парочки расходятся; в дортуаре шум; девочки болтают, шушукаются; в другом углу поют. Там примеряют "к воскресенью" платья, там читают...
Из комнаты воспитательниц- из-за перегородки слышится - "Дети, тише!" - это Тётя Лиза. К ней присоединяется "Эрнестина". "Благоразумные" из колонисток сердито вопят - "Вот безобразие!"... Самые буйные спели последний раз "Санта-Лючия" - и понемножку стихают. Еще два-три взрыва хохота в разных концах, опять вопли негодования со стороны успевших задремать, возмущенное "Дети!!!" из-за перегородки... Тишина...
Утро... Звонок к чаю. Встают, идут мыться... Выходят пить чай. После чая готовят уроки. Соблазнительно хорошая погода; солнце, морозит... Одевают свитеры, шлемы, шарфы - и на улицу. Играют в снежки, бегают. Происходит битва между двумя половинами. Все "старшее" отделение принимает в ней участие. Наступают, отступают, защищаются, падают, бегут, визжат... Потом промокшие насквозь, все в снегу, возвращаются; - звонок к обеду... За обедом ещё продолжается шум, угрозы, вызовы и хохот...
А по воскресеньям давались "балы". Весь день проходил празднично-симпатично. Ужин по случаю танцев бывал в 5 часов. (До пяти часов день проходил в ожидании вечера!)
Девочки, чтобы к танцам сохранить легкость и эфирность, ужинали очень умеренно, а то и совсем воздерживались, убирая воскресные пироги с абрикосами или лепешки с вареньем, в дортуаре на "после танцев". Затем начинались торжественные приготовления. Девочки менялись туалетами, советовались... Долго приставали друг к другу с просьбами быть "вполне искренней" и "положа руку на сердце" ответить "идет или не идет?"
Обвиняли в вероломстве вопрошаемую, которая, мол, смотрит совсем в другую сторону, а отвечает "очень хорошо!"
Волновались страшно. Подшивали, примеряли, потом причесывались.
Мальчики на своей половине вытаскивали из под матрасов праздничные брюки; от двухнедельного лежания под спудом складки на них выглядели необыкновенно эффектно.
Девочки любили поражать разнообразием туалетов; то, что платье видели уже на нескольких особах - не считалось предрассудительным; важно было самой было не одеться два раза подряд в одно и тоже платье.
В это время мальчики приготовляли зал. Из столов составлялась эстрада для оркестра. Потом зал на некоторое время пустел; первым придти не шикарно. Прибегали посмотреть - есть - ли кто? Наконец, не выдерживали, появлялись с двух сторон...
Первый вальс...
Зал наполнялся моментально.
Кавалеры очень старались и были на высоте, по крайней мере в усердии.
Танцевали с чувством, с наслаждением, до упаду.. 10 часов. Шли просить администрацию "последний!"...
Его танцевали полчаса по крайней мере. Потом, чувствуя огромный аппетит - шли "за галетами" к Е.А., заведующей хозяйством; отпиралась кладовая, раздавались целые ящики галет. Шли в сени "на водопой"; всё-таки несколько лишних минут выигрывали. Выбегали на улицу, перекидывались снегом...
Потом всех загоняли по местам. Усиленно делились впечатлениями и ... опять примеряли платья "к следующему воскресенью"... Долго не засыпали.
Так шло время до Рождества.
Рождество и два Новых Года! (русский и американский - двух стилей) - прошли великолепно.
К праздникам начали готовиться за много времени. Устроили большую хорошую сцену, с занавесом - всё честь-честью. Ставили неизбежные "Свадьбу" и "Медведь" - Чехова. Репетировали пьесу, концертные номера. Привезли пианино. Зал украсили гирляндами, флагами, ельником. Привезли огромную елку, водворили её посреди зала. В сочельник вечером началась суматоха. В клубе шла спевка хора; в зале украшали ёлку; в столовой вешали гирлянды.
Все суетились, толкались, радовались, мешали друг-другу, давали всяческие бесполезные по большей части, советы. По всему бараку бегали взволнованные "устроители" чего-нибудь.
В дортуаре у девочек спешно заканчивали "подарки"; - всему персоналу дарили какие-нибудь вышитые штуки. Колонистки заглаживали праздничные платья, некоторые дошивали обновы; бегали к готовившим подарки полюбоваться, дать благой совет, торопили их ; т.е. нервничали и т.д. Всё шло великолепно.
Наконец ёлку украсили как нельзя лучше. Певчие, охрипшие от усердия (и весело же было репетировать завтрашний молебен!) кончили; всех возвратили в дортуар.
Девочки через перегородку видели (вернее, подсматривали!) как в столовой колонисты вешают вензель "Р.Х" и раскладывают (Это был сюрприз!) по столам американские подарки - мальчикам записные книжки, девочкам ленты и маленькие японские карточки, на которых директор колонии, мистер Уэлч, написал поздравление. Девочки выбегали посмотреть - кому - какая досталась лента. Возбужденные еле заснули.
|
 |
Утор Рождества началось молебном. Было торжественно, хотя певчие здорово врали.
Все и всё имело торжественный вид; на столах скатерти, зелень на стенах и на потолке, все нарядные праздничные и сияющие.
Обед поразил. Даже был традиционный гусь, а на сладкое консервированные груши и персики.
Как-то прошло время до ужина. Приехало несколько островитян; были поражены и уничтожены великолепием второречинской жизни. К ужину приехали из Владивостока "персоны", американцы и американки из "Красного Креста" и ещё какие-то типы.
После того, как вкусили какао и торта - последовало приглашение перейти в зал. Заняли места. Спектакль прошел удивительно хорошо и оживленно, затем концерт. Кончилось...
Думали, что начнется бал. Нет - вдруг появляется Дед-Мороз, самый настоящий, великолепный Дед; старческой походкой, шамкая поздравления, проковылял к ёлке; за ним волокли громадный мешок. Дед взгромоздился на скамейку. Голосом неподдельного Деда он произнес поздравления и начинает вручать мешки с подарками, извлекаемые из того мешка, который притащили за ним. Мальчиков вызывает по прозвищам... Смех, удивляются, не узнают. Рассматривают подарки; в больших "расписных" мешках - для девочек - вязанный большой платок, мохнатое полотенце, коробка конфет и мешочек с апельсинами яблоками и орехами. Деда узнают - это русский колониальный доктор - Л-ский.
Подарки розданы. Деда качают, все вопят... Убирают скамейки поспешно; начинаются танцы. Танцуют колонисты и колонистки, американцы и американки, воспитатели, все... Танцуют энергично, усердно... На полу груды конфетти, танцевать скользко.
На лампочках, на ёлке, на танцующих - везде обвился серпантин. Островитяне очарованы; им на их "полюсе" и не снилось такое веселье. Ради праздника танцы продолжаются долго; колонисты и колонисты натанцевались вдосталь, до упаду.
С большими усилиями стихают, лежаться спать...
Также празднично - весело проходят следующие дни, правда, менее торжественно. Островитяне уезжают, скрепя сердце, некоторые ухитрились остаться самым нелегальным образом...
Каждый вечер, если не танцы, то игры. В Новый Год опять танцевали, а в 12 часов был ужин с тостами, речами и т.д... Каждый получил на Новый Год пожелание, написанное на маленькой бумажке, которую наугад вытаскивали из шапки. Было много смеху.
В конце Рождества, сразу после Нового Года должен был уехать mister Уэлч; он уезжал в Англию. По случаю его отъезда решено было устроить маскарад.
К маскараду готовились тщательно, как никогда. Совершались набеги на кладовую, которая на эти дни гостеприимно открыла свои двери. Выдавали массу материй, тюлю, меняли некоторым один цвет на другой. В дортуаре девочки ломали головы над костюмами. Кроили, шили, всё в большой тайне. Изобретали "самое оригинальное" и старались перещеголять других.
К концу дня, в котором был маскарад, костюмы девочек были закончены. Локоны в бумажках давили им головы с утра... В комнату восьмиклассниц из дортуара всё время бегали жаждущие завиться; там у печки сидела целая очередь. Одна исскустница завивала. Счастливицы завитые возвращались в дортуар заканчивать туалет.
Уже много раз приходил с другой половины гонец с приглашением пожаловать в зал, а девочки всё ещё старались над своими костюмами и прическами. Понемножку стали выходить, в масках... Не узнают друг - друга. Монахи, пьеретты, японки, турчанки, клоуны, балерины, патриций в белой тоге, русалки, Мефистофель, ночь, таинственные домино, рыцари маркизы...
Масса костюмов, один другого изящнее, если не выполнению, то по идее. Интриговали, веселились вовсю. В клубе говорили на призы речи на самые оригинальные и необыкновенные темы, вытаскиваемые по билетикам. Состязались в остроумии.
Под конец вечера чествовали Уелча. Говорил он, говорили воспитатели и колонисты... Прощание вышло трогательное, его очень любили. Впрочем, это не помешало веселиться до упаду.
Ещё несколько веселых вечеров - и ... страшная, ужасная, потрясающая новость... - Все девочки едут на Русский Остров. Мальчики остаются на Второй Речке.
Все упали духом. Русский Остров - сделаться "островитянами", уехать... Опять разбитые сердца...
Пробовали умилостивить американцев - но даже вышитая подушка не помогла. В номере колониального юмористического журнала "Барахло" - появилась карикатура - девочки подносят Г-у подушку и умоляют оставить из на Второй Речке.
А раз они уезжают - начались танцы... Нужно сказать, что колонист выражает пляской и радость и горе, так что это было естественно.
В антрактах между танцами девочки собирались в путь.
Прошли светлые денечки; прощай Вторая Речка, беспечальное житье!.. Последний день. С утра начались... - сборы, вы думаете? - нет, танцы. (И что администрация смотрела?) И когда грузовики ждали перед зданием пассажиров - "Вторая Речка" дотанцовывала свой последний вальс.
Девочки сели на грузовики и покинули рай. Их привезли на пристань, посадили на катер (ледокол) и повезли на "Русский Остров".
Глава VIII
"На полюсе"
Приехали. Они вошли на остров; производит впечатление необитаемого; нет, бродят островитяне, в китайских "ходях" - ватных сапогах, "китаёзах" - желтых и синих ватных кофтах и в каких-то чёрных чепчиках. Зрелище уморительное. Одним словом - на полюсе.
А те очень обрадовались, - не встрече, конечно, а тому, что друзья потеряли рай.
... Но барак ещё не был приготовлен. Не было электричества, кроватей...
Переселенцы сидели на своём багаже, думали, вздыхали, вспоминали, а некоторые даже...
Как - раз в этот вечер пленные австрийцы - истопники, повара и т.д. (среди них было много талантливых художников и музыкантов!) - все почти интилегентные - давали концерт.
Огромная Русскоостровская столовая поражала размерами и ... грязью.
Рядами были поставлены скамейки. На сцене (Боже, вот так занавес! Ха-ха!... У нас на Второй Речке, так нет, она уже не наша!) - играли, пели, а бедные второречинские - жертвы американской несправедливости - сидели, думали, вспоминали, сравнивали...
Начинали тоном превосходства - "У нас, на Второй Речке" и приходили в себя. Где они! Как! Что такое!...
Островитяне были вне себя от злорадного восторга. Они чувствовали себя хозяевами, были "у себя"; у них были свои "молодые люди" (правда, зеленые!) - Да!...
Но мало-по малу второречинки успокоились; в конце - концов танцевать везде можно. А "залетки" будут приезжать.
И действительно приезжали, и очень часто; при всяком удобном и неудобном случае. Когда перестал ездить катер - стали ходить по люду, с опасностью для жизни. А письма с каждой "оказией" присылались сотнями.
Но в общем скучали. Целый день валялись на кроватях, читали, часто собирались у печки вспоминать "блаженное времечко", читали друг-другу письма, а иногда сообща составляли ответы.
Шесть дней ждали седьмого. В субботу вечером приезжали второреченцы.
Со временем был устроен клуб, очень мило и уютно. Были мягкие диваны, тростниковый ковер, стены обиты материей - всё кофейного цвета.
Туда и направлялись приезжие. Хозяйки изо всех сил старались занимать гостей. Играли в флирт цветов (даже потом был составлен особый "колониальный" флирт!)
Заводили патефон, очень хороший. мечтательно слушали, если темы разговоров истощались.
Танцевать было в клубе нельзя. Вечером в воскресенье танцевали в столовой, но уже без прежнего одушевления.
На неделе бывал кинематограф, показывали американские драмы, с неизбежным "хорошим концом" комические, видовые.
Так проходила зима... Не нужно было, идя в столовую, напяливать на себя всю одежду, которая имелась в запасе; островитяне понемножку стали вылезать из китаез и ходь...
Втророечинские загрустили - лед стал слабее, и предпринимать путешествия - "Вторая Речка - Русский Остров" - строго воспрещалось.
Конечно, были герои, влюбленные до такой степени, что приходили, не взирая на опасность... Под ними даже лёд не ломался. Приходили с аппаратами и запечатлевали "дорогие образы" на скверной бумаге (на хорошую не было денег!) Потом подносили карточку вместе с "характеристикой" предмету. (Характеристики и мнения были в моде).
К весне многие с инфлуэнциями и ангинами стали попадать в госпиталь - и попадали с удовольствием - в госпитале жилось великолепно; уход, кормили хорошо; отдыхали там от шума.
Про зиму больше сказать нечего. Дни шли так однообразно - скучно с ежедневными тремя прогулками в столовую, вечерними мечтаниями у печки, перепиской со Второй Речкой, одним из семи дней мене скучным, но не всегда оправдывающим ожидания и надежды и .т.д.
Правда, много переменилось "залеток", много перессорилось и помирилось, подружилось и разошлось, началось и кончилось романов.
Весной, когда растаял лед и стал ходить катер - всё ожило. (Впрочем; ожило - бы и без катера!).
Перестали жаться у печей, стали больше вылезать на воздух.
Колонистки занялись своими туалетами; им дали материй, они шили, кроили, строчили...
Был как-то грандиозный концерт. Грандиозный не в смысле обширности программы - весь вечер пела Черксская, приехавшая во Владивосток - но потому, что пела "настоящая" артистка, а потом было "угощение" во Второреченском клубе, кажется, угощение было только для персонала, но.. и через несколько дней после этого одна предприимчивая колонистка всё варила тянучки из сгущенного молока... Подозрительно...
Завелись "неизбежные скауты". Скаутизм вошел в моду; приезжали из города скаут-мастера, устраивали парады, устраивали парады, посвящения. всё торжественно и с сознанием долга. И держались скаутята с большим достоинством, - вначале, конечно, очень надоедали остальным людишкам скаутскими воинственными, благородными песнями.
Был устроен маскарад.
Вся колония, собранная в одном зале, украшенном, декорированном. Обилие самых разнообразных, пестрых костюмов, духовой оркестр, выписанный из города - всё было грандиозно.
Шум, смех, маски ... В толпе чувствовали себя непринужденно, бесились ужасно, интриговали, танцевали до упаду, шли в буфет, опять танцевали... Повторение второреченского маскарада, но в увеличенном виде. Здесь можно было затеряться, найти и снова потерять "цель" своего искания; на Второй Речке все были на виду, но общее впечатление осталось лучше - было уютнее, симпатичнее... Костюмы были шикарнее здесь; принимал участие в маскараде персонал, а он, как известно, всегда "умел устраиваться"... Потом из города понаехали разные обезьяны и индейцы и затмевали скромных фланелевых колонистов. Фланель всюду - розовая, голубая и белая; - фланелевые маркизы, нимфы и бабочки; фланелевые домино, которые из-за этого становились мене загадочными и более реальными... Был устроен буфет - но многие даже не обратили на него должного внимания - так увлекались...
За лучшие костюмы были присуждены призы; первый - достался индианке - изобретенной одним из австрийцев - художников. Колонистки после много по этому поводу говорили и было решено признать такую штуку несправедливой - если-б она сама всё это устроила!.. Прибавляли при этом, что о зависти не может быть и речи - но принципиально! Впрочем, скоро успокоились...
Дело шло к пасхе...
Начали ждать "праздников"; начали готовиться - как - же; все приедут встречать Пасху!
Почти все говели в маленькой церкви, исповедовались, причащались... В Страстную субботу в Клубе были приготовлены столы для разговения - должны были собраться все второреченцы. Пошли к заутрене, настроение самое праздничное, даже как-то неудобно - идут толпами, смеются, болтают, грязь, темнота. Вот обогнали колонисты - второреченцы - у них такое же настроение, по-видимому - такой же шум и смех..
Пришли в церковь, заполнили её совершенно... Какая-то персональша осталась очень недовольна поведением "некоторых" колонисток - уж очень были веселенькие. Заутреню отстояли, вернулись домой. Расположились во "второреченском" клубе разговляться - и тут-то началось веселье... Разговлялись бурно, шумно, а потом не выдержали и потанцевали до трех часов.
Все праздничные дни прошли очень симпатично. Не обошлось без спектаклей, которые устраивались часто без всяких предлогов, на, а здесь - праздник! Спектакль, а потом, конечно. танцы...
Обувь на колонистках так и горела... Хорошо ещё - как-то выдали сапоги, а то танцуешь в тряпочных туфлях - а к концу вечера на подошве - дыра!
Пасха прошла; вернее пролетела. И вдруг надвинулось что-то ужасное. Нужно было сдавать экзамены в городе - второреченки не учились всю зиму и должны были сдавать экстернами. Приглашены были тогда репетиторы; второреченки стали ходить в "верхний барак" - где была устроена школа для островитян, и заниматься там подготовкой к экзаменам. Сначала показалось, что для разнообразия это хорошо; но как только приняли несколько порций уравнений, литературы и истории - начали отвиливать; было очень скучно сидеть за уроками, слушать, находили, что педагоги попались очень неудачные, скучные и даже не очень-то ученые...
Опять приходилось Е.А. гонять девочек на уроки; доходило до извлечения из под кровати несознательного элемента... Читались нотации; слушались с сосредоточенным видом; иногда действовало урока на два - не больше. Конечно, были такие, что сразу же принялись ревностно поглощать всю книжную премудрость, сидели по ночам, долбили, зубрили, писали... Это больше страршухи и такие, которые находились под влиянием "созидательных". Целыми днями только и слышно было: " Ах, я ничего не знаю!", "Господа у кого Платонов?", "Покажите, господа, квадратное уравнение!", "Кто хочет заниматься геометрией сегодня ночью? У меня книга!", "Я на якоре после тебя за книгой!". На некоторых это действовало возбуждающим образом - брали книгу, бумагу, карандаш. Уходили в какой-нибудь чуланчик, усаживались на корточках, начинали писать, выписывали несколько "важных" вещей, потом задумывались, потом начинало казаться, что никогда не одолеть всего, что необходимо узнать, впадали в уныние, в отчаяние, бросали книгу, шли поведать свои опасения подруге, та сочувствовала.
"Ну, давай вместе займемся!", "Давай!", "Ну начнем с треугольников" - "Начали.. Нарисовали... Расставили по углам буквы... она читает по книге доказательство... "Подожди-ка! Знаешь, вчера на танцах П. мне сказал"... Рассказывает целую историю. "Ой, ой! Давай зубрить" - и так снова начинают до новой интересной истории...
А погода как на зло вдруг сделалась необыкновенно хорошей! Опять небо голубое, опять трава зеленая, солнце прямо необыкновенно греет, теплынь такая! Казалось, что первый раз такая чудная весна!... Бедный Саводник часами лежал в траве около колонисток; они смотрели в небо, лёжа на спине... Перед экзаменами занятие самое неподходящее.
Химия, физика, геометрия, алгебра, история, словесность, естественная история!!! Всё надо учить сразу, всё одинаково важно!
Колонистки теряли голову... Хватались за несколько предметов сразу - ничего не выходило - изобретали "систему", назначались дни, часы, предметы, количество страниц на каждый час зубрёжки. Много времени уходило на это - не хватало терпения и мешала погода... Погода прямо-таки не давала заниматься...
И многие пришли к такому выводу - надо применять старый, испытанный способ - отложить всякие мучения и заниматься только накануне и в ночь перед экзаменом - схватить самое главное, прочесть несколько раз и сдавать! Все равно потом придется забывать - так уж лучше забывать то, на что потрачено немного времени... Решено - сделано..
Занимались накануне, сидели часть ночи - остальную спали и на утро отправились в город - "сдавать экзамены". Не всем сходило благополучно, но всё-таки большинству. Опять ехали на катере в город, там шли попарно в Коричневую Гимназию. Старушка - началка приходила, смотрела... Начинался экзамен; колонистки трепетали, тряслись, бормотали, как заклинания, всяческие формулы, старались вспомнить - что знали. Выходило так, что ничего не знали...
Вызывали тем временем одну, другую... Старшухи, сознательные и "под влиянием" отвечали с достоинством, уверенно... Отличались, садились, скромно торжествовали... Выходили занимавшиеся "по испытанному способу", врали с апломбом, потом сходили на неуверенный тон, потом признавались, что именно этого не знают. Как-то вывертывались, а некоторые так и совсем благополучно... Тем более убеждались в своей правоте...
Экзамены происходили и на Русском Острове, в школе, очень неофициально, по-домашнему просто. По этим предметам и выдерживали лучше - во-первых, предметы были легкие, во-вторых - не нагоняли страху.
Сколько волнений тревог, даже слез - в особенности перед городскими экзаменами...
Наконец, экзаменационная страда прошла. Как гора с плеч свалилась! Кому нужно было отличиться - отличились; кто хотел поскорее отделаться - отделался... У некоторых, правда, в перспективе были переэкзаменовки на осень, но ... до осени уж как далеко!.. В общем ликовали...
Валя Рогова.
|
